С 28 февраля по 2 марта в школе современного танца «ЦЕХ» (Москва) Александр Андрияшкин провел семинар «Базовые принципы присутствия». Проверив ценность такой практики на собственном опыте, мы решили узнать как возник этот класс, зачем эти принципы хореографу, и что полезного даст семинар человеку, с танцем не связанному.
Александр Андрияшкин – перформер, хореограф, преподаватель. Основатель и участник танцевального театра Вампитер (Новосибирск), участник компании По.В.С.Танцы (Москва), автор проекта МЕРА (www.meraproject.ru). Стипендиат DanceWeb Impulstanz (Вена, 2009), участник лабораторий в Jacob’s Pillow (Массачусетс, 2009), SiWiС (Цюрих, 2010), резеденции TanzQuartier (Вена, 2010). В 2012 году соло «Я попробую» вошло в шорт-лист фестиваля Aerowaves. В 2013 году спектакль «Последний» отобран в Russian Case в рамках фестиваля Золотая Маска.
АК: Давай начнем с того, что такое присутствие? Почему ты этим словом пользуешься?
АА: Само слово присутствие — это, как что-то или кто-то присутствует в пространстве, способ пребывания. Этим словом пользуются многие в разных местах, и мы говорим, «это другое присутствие», «нужно что-то поделать с присутствием». Интуитивно, вроде как, все понимают, о чем речь, но фактически получается, что разные жанры или разный характер коммуникации требуют разных базовых условий. И, мне кажется, присутствие это некое собирательное слово, которое в себе эти базовые условия содержит.
АК: Расскажи, как понимается присутствие в рамках твоего класса? В чем суть твоего подхода?
АА: Свой подход — это амбициозно… То, о чем мы говорили на классе, не значит, что присутствие должно быть именно таким. Я сам его легко отодвину… Любое присутствие, любая практика по-разному отвечает на вопрос о том, кто ты, где ты, что ты делаешь, и как ты это делаешь. Это человек, пространство, действие человека в пространстве, дальше появляется партнер и социум. Это база, и дальше разное присутствие по-разному отвечает на эти вопросы. На семинаре мы говорили о пространстве как о некоем поле регистрации — то, что ты осознаешь, но осознаешь именно как архитектуру. Это не «пространство любви», не контекст. Если бы это был какой-то более широкий курс, то мы бы и с этим работали. Но пока мы говорим о простой геометрии, о расстоянии. Оно наименее подвержено каким-то «если». И когда мы говорим о базовых понятиях, то эти убирания «если» — это плюс, именно для того чтобы пройти. Потом мы говорили о намерении — это то, что связывает пространство и человека. Самого человека мы рассмотрели с точки зрения центров: энергетический, эмоциональный, животный и ментальный. Мне кажется, это достаточно целостная история. Понятно, что она тоже пересекается с «чакрами», но мне важно не идти на ту дорожку, а оставаться в западной театральной системе.
АК: Все аспекты, о которых ты говоришь, они пришли из какой-то одной практики, школы?
АА: По большому счету, это собирательная вещь. Про такое отношение к пространству именно как к регистрационному, говорил преподаватель, театральный актер Андрей Лазарев. Я попал к нему на воркшоп по присутствию, кстати, он так и назывался. И мы работали с таким пониманием пространства, но про намерение, например, ничего не было. Если брать принципы взаимодействия через центры, есть такая компания «Королевский жираф» — это Станислав Варкки и Лариса Лебедева, они из Эстонии, это физический театр. Был фестиваль в Иркутске много лет назад, и они показали спектакль, который меня просто поразил. Когда человек что-то делает, и тебя в стул вдавливает, и ты не понимаешь, что с тобой происходит. Они с нами делали тренинги, и там я первый раз с этим столкнулся, и начал эту практику развивать. Кроме того у тебя всегда есть свой опыт, и потом на эту тему ты с разных сторон начинаешь получать какие-то подтверждения. И постепенно любая темя для тебя как-то «толще» становится, какие-то добавления, нюансы начинают приходить либо в зале, либо откуда-то снаружи. Про «открыт/закрыт», в самом внятном виде, встретил у Антона Адассинского, театр «Дерево». Когда понимаешь, что с тобой делятся не магией, а инструментами.
АК: В какой момент у тебя все эти элементы собрались в целостный класс?
АА: В класс складывается, когда начинаешь преподавать. В какой-то основе, где-то в 2005, когда я начал именно этой темой заниматься плотно. Но это, конечно, сильно отличалось от того, что есть сейчас и в плохую, и в хорошую сторону. Сейчас мне кажется, что я знаю ответы на 95% вопросов. И с одной стороны, я конечно полезен, но это и опасно, что я начинаю думать, что я знаю ответы на 95% вопросов. В 2008 году я снова активно эту тему преподавал, много с ней работал. Заново на это посмотрел и понял, что это не осталось в модерновом прошлом, что это такой камертон очень хороший. Тогда и формат сложился: 4 часа в первый вечер, и потом два выходных по 8 часов.
АК: В своих постановках ты такой характер присутствия, инструменты, которые упоминали, использовал?
АА: Напрямую нет… Если представить воображаемый курс из нескольких блоков, то это скорее блоки попозже. Которые очень хорошо ложатся на вот этот. То есть, я это имел ввиду, но в чистом виде — нет… Но там же есть и дальше истории: как можно к пространству относиться. Грубо говоря, ты знаешь сначала просто пространство, и ты, когда его регистрируешь, ты можешь его контекстуально воспринимать. И вот эти вещи я уже прямым ходом применял, и я тебе этого не говорю как зрителю, но я точно знаю, что я это делаю в этот момент. Получается, не получается — это второй вопрос. Не то, что я рассказываю про полицейского, и мы все вдруг попадаем в какую-то атмосферу. А я знаю, что, пока рассказываю, активно жму на педаль именно этого инструмента. Практики, которыми мы занимались на семинаре настолько базовые, в моих работах нет сейчас такого минимализма. Но это такой лексикон хороший. И это практически невозможно никогда, но допустим, если ты работаешь с актерами, и есть возможность сделать этот тренинг, ты к нему можешь апеллировать. И человек может свой текст продолжать говорить, но – раз – и, это все не очевидно, но это работает.
АК: Ты когда начинаешь с новой труппой, командой работать как хореограф, ты вводишь эти базовые принципы как словарь?
АА: Очень редко. Это тоже такая мечта, и она несколько раз реализовывалась, но ты должен быть прямо там, и у тебя должны быть единомышленники. А в репертуарном театре позиция хореографа в другом. Хореограф должен прийти, дать движения, и желательно максимально эффективно, то есть в максимально сжатые сроки. И считается, что режиссер отвечает за все эти смыслы, хотя режиссеры практически не обладают этими инструментами, они через другие вещи работают… Хотя, вот, вспомнил. Было открытие второго сезона на Платформе, и я делал постановку на произведение Дмитрия Курляндского. Я работал с четырьмя актерами из «7й студии» Кирилла Серебрянникова. Там была структура… мы, конечно, поплясали чуть-чуть, но процентов на семьдесят она состояла из этих принципов, из прямых, когда, грубо говоря, человек стоит и работает эмоциональным центром с залом. А так как они молодые, активные, они реально очень хорошие актеры, это сработало. Я был очень доволен.
АК: А в работе на спектаклем «За скобками» для балета «Москва»?
АА: Там была лаборатория, когда мы только встретились со всей труппой, после которой мы оставили в постановке 8 человек. Но лаборатория была ориентирована на продакшен, была тема. И такой базы не было. Хотя, мне кажется, это очень для них было бы клево. Как для спектакля, так и для танца.
АК: Я тебя так много об этом спрашиваю, потому что есть ощущение, что именно «присутствия» часто не хватает. Не хватает хорошей работе, чтобы она до конца случилась.
АА: Конечно, конечно, это ж боль моя. Я про нее могу только шутить. Если кто-то зовет, я с удовольствием это делаю. Но с сердцем на распашку «возьмите, возьмите», я уже не могу на таком пределе… И мы когда работали над «За скобками», я про это помнил и верил, что это поможет спектаклю. И что-то ты, конечно, на репетициях говоришь, у нас идет рост. Спектакль играется, и я могу говорить, что обычно не происходит, ты сдал и все. А тут какой-то диалог есть, и ты можешь что-то объяснить. Но понятно, что одно дело говорить, другое дело ты это пять часов делаешь. Какая-то работа есть, но изначально не было этой возможности. Не потому что кто-то виноват, а потому, что времени столько, и я его выбрал потратить на другие задачи.
АК: Кроме актеров, танцовщиков, какой-то другой аудитории могут быть интересны базовые принципы присутствия? С кем ты работал за это время?
АА: Когда я преподаю технику, мне интересно уходить в сложности, в лексические, трюковые. А в таких вещах мне интересно убирать, убирать и оставлять те самые кнопки, необходимый и достаточный базис, который, я верю, может применяться в других практиках. И практиках не обязательно других танцев, а вообще в своей деятельности. Тело это маркер, и мы, по сути, всегда присутствуем. Когда я начинаю так говорить, это приобретает оттенок такой продажи, я сам ненавижу позиции типа «вся жизнь — это танец». Но мы так и не говорим, мы все убираем кроме конкретных инструментов. И в силу этого кроме танцоров у меня был большой опыт с теми, кто занимается контактной импровизацией (КИ). Потому что для них это более понятный формат. Танцоры все равно ожидают класс, хореографию. А для КИ, так как у них немного другая сфера интереса, и такое слово как перформанс им близко, эта практика легко заходит. От того, что в КИ много людей из разных сфер, меня приглашали вести какие-то бизнес ориентированные классы. Не буду говорить, что все те же самые вещи, но на том же уровне сложности, и вроде как они в этом видели смысл и были рады.
АК: Все такого рода мероприятия, для людей из другой профессиональной среды воспринимаются как развлечение. Насколько они серьезно в процессе семинара работают?
АА: Несерьезно. Приходят они туда, потому что их попросили, приходят не измениться, а повеселиться. И понятно, что у 80% навыков поведения в зале нет (не отвечать на телефон и т.д.). Внимание детское. Есть сопротивление, но в итоге мы все приходили к серьезному разговору. Все равно в таких компаниях дураки не работают, они все равно понимают пользу, включаются насколько могут, видят ценность. И весь процесс это всего один день, четыре часа, что для таких вещей в их жизни и так много. Но есть другая тема. В Питере одна девушка, занимающаяся тренингами личностного роста, какое-то количество раз меня привозила. И я в первый раз с опаской к такому приглашению отнесся. Но это люди, зараженные на позитив, – «я заплатил за это деньги, это будет три дня, и я тут для того, чтобы личностно вырасти». Это интересные люди, профессионалы в своих областях, и зачастую это круче чем с танцорами. Танцоры привыкли, что их телом как-то манипулируют – «могу себя не включать, хотите так поделаю, хотите этак». А здесь маркер точнее, и в этом смысле люди честнее работают и быстрее понимают зачем. У танцоров часто подневольная позиция, труппы там. А если люди самостоятельные, они понимают, зачем им это надо. И опять круто, когда на каких-то семинарах, условно говоря, четырнадцать человек таких профессионалов в своих областях и три танцора. С одной стороны, танцор дает некий маркер физической выносливости – если говорят, надо делать. А с другой стороны, танцору круто оказаться среди людей, профессионально не занимающихся танцем. Танцор зачастую намного более зажат, чем эти люди. И танцоры вдруг понимают, что эти три дня по этим базовым вещам они условно слабее, чем человек который « в баньку вчера сходил и на танцы ему все равно». И я не к тому, что «все для всех», я тоже понимаю, что это своя аудитория…
АК: Такие принципы, которые не только в одной сфере работают, имеют потенциал общедоступности, это какая-то проверка на честность, что ли…
АА: Для меня это есть художественная практика, art is the practice. Поэтому для меня важно разбирать это до базовых упражнений.
АК: Снимать пафос, мне понравилось, как ты сказал об этом в первый день семинара, что это не таинство.
АА: Да-да, не мистерия. Но при этом это, конечно же, да… мы то понимаем.
Раз уж вы здесь…
… у меня есть небольшая просьба. ROOM FOR существует уже пятый год и во многом только потому что я (Катя Ганюшина) просто делаю то, во что верю. Но иногда очень хочется знать, что это важно еще кому-то. Чтобы выразить эту важность, не всегда есть время и нужные слова, поэтому просто поддержите ROOM FOR. Даже 100 рублей, переведенные в поддержку проекта, будут для меня сигналом, что есть еще кто-то, для кого существует ROOM FOR. Спасибо!