Rain ©️ Anne Van Aerschot
В рамках фестиваля «Черешневый лес» в МАМТе впервые показали «Rain» Анны Терезы де Кеерсмакер. Аня Козонина сравнивает эту работу со знаменитой «Fase» и рассказывает про их отношения с прошлым и настоящим.
В 1973 году композитор Стив Райх написал «Заметки о музыке и танце», в первой фразе представив срез актуальных по тем временам танцевальных практик. «В 1960-х вы шли на спектакль, в котором никто не танцевал, а потом оставались на вечеринку, чтобы, наконец, натанцеваться» [1]. Райх описывал сценическую жизнь американского минимализма и намекал на практики, порожденные Театром Джадсона. Ходьба, бег, выполнение специфических задач на сцене — вот что составляло танцевальный вокабуляр того времени. Так воплощались в жизнь манифесты тогдашних революционеров от движения, восстававших против эмоции, соблазна и спектакулярности модерна. Эти практики изменили современный танец, расширив его поле до любого проявления тела и дав ему инструменты критики и авторефлексии.
Как и многие другие, Райх отказывает танцу в самостоятельном новаторстве. Для него революция американского минимализма вторична по отношению к открытиям Джона Кейджа. Любой звук — это музыка, говорил Кейдж. Любое движение — танец, вторили Райнер, Пэкстон, Форти и Браун. И хотя трудно заподозрить Райха в неуважении к Кейджу, нетанцевальные перформансы Джадсона к 1970-м ему порядком надоели. Он мечтает о хореографе, который станет его двойником, вернет утерянную связь танца и музыки. Эта связь, конечно, не в доминировании одного над другим, не в иллюстративности или подобии. Главное — это страсть к ритму, архаичная и всем понятная.
Вслед за Кейджем Райх повторяет: суть темпорального искусства, будь то музыка, танец или поэзия, в том, как оно занимает и разделяет длительность отведенного ему времени [2]. Структура работы со временем, универсальный ритм — это и есть ядро произведения. Она существует в цифрах, секвенциях и тазовом дне человека. И хотя все знают, что Райх — это математика, все также знают, что это транс, шаманизм и путешествия духа.
Violin Phase ©️ A Choreographer`s Score
Не так-то просто представить произведение минимализма триггером для дискотеки. Но нашлась одна бельгийка, которой от Райха хотелось танцевать [3]. В 1981 году во время учебы в Нью-Йорке Анна Тереза де Кеерсмакер создала «Violin Phase», соло на одноименную композицию музыканта. А год спустя четырехчастная «Fase, Four Movements to the Music of Steve Reich» сделала ее знаменитой на весь мир. Де Кеерсмакер писала Райху, чтобы сообщить о своем существовании, но ответа так и не получила. В 1986-м он увидел «Rosas Danst Rosas», «Fase» — через десять лет после премьеры. За свою карьеру де Кеерсмакер трижды обращалась к музыке Райха: в «Fase» (1982), «Drumming» (1998) и в 2001-м в работе «Rain» на «Музыку для восемнадцати музыкантов».
Черновик письма Стиву Райху ©️ A Choreographer`s Score
В истории современного танца минимализмом называют именно те практики конца 1960-х — начала 1970-х: концептуальные, перформативные, нигилистические и без музыки. Работу Анны Терезы тоже называют минимализмом, но скорее в музыкальном, райховском смысле. Как и для участников Театра Джадсона, танец для нее — не метафора и не символ, а танцор — не актер и не семантическое тело. Но основное напряжение происходит из столкновения телесности и математики. «Fase», по выражению де Кеерсмакер, — это марафон, в котором тело брошено на стену абстрактной структуры. Тело принимает правила игры в цифры, но неизбежно производит эмоцию. Это не эмоции танца модерн, не эмоции актера, а переживание чистой интенсивности, кинестетический зуд.
Fase. Four Movements to the Music of Steve Reich, 1982
Хореография де Кеерсмакер — попытка переложить структуры Райха на язык танца. В «Fase» это минимальная единица движения, повторение и смещение. Хореография «Rain» сложнее, как и структура «Музыки для восемнадцати музыкантов» [4]. Критики отмечали, что Анна Тереза приняла вызов этой композиции и создала нечто подобное в танце. Пожалуй, в мастерстве «Rain» отказать невозможно, но его сделанность как будто скрывает его несвоевременность. Мне же кажется странным появление этой работы на заре XXI века.
Rain, 2001
Анна Тереза до сих пор танцует «Fase», свой шедевр 1982 года. И он все еще «работает» как современное произведение. В 1980-х это было нахождение формы, которая проявляла истощение присутствующего тела с наступлением новых техник опосредования. Об этом особенно не пишут, но мне кажется, что именно это напряжение составляет основное высказывание работы. Идеально дисциплинированное тело соревнуется с музыкальной машиной, маскируя свой предрешенный проигрыш за красотой абстрактного танца. В этом и есть та эмоция, о которой твердит хореограф. Длительность неживой, потенциально вечной музыки, структура разделения времени важны нам, потому что вместе с танцором мы переживаем их как время нашего конечного тела. Спустя 35 лет «Fase» расширяет эти вопросы до проблемы архива. Существуя и распространяясь в виде документации и одновременно путешествуя в теле 57-летней Анны Терезы, она показывает тела-архивы, настоящие музеи танца, через которые можно пережить историю и которые исчезнут с истощением тел [5].
«Rain», в котором де Кеерсмакер «возвращается к музыке минимализма», скорее эксплуатирует разработанный метод. В нем марафон выносливости — больше аттракцион, чем высказывание. В отличие от «Fase», это вещь как будто несвоевременная, она появилась в 2001-м, когда танец прошел стадию политизации и проблематизации Другого; открытием стал зарождающийся не-танец во Франции; появился Тино Сегал с его музейными практиками и циничной манифестацией неолиберального уклада. На этом фоне «Rain» выглядит чертовски красивым, дизайнерским продуктом. Между ним и музыкой Райха 25 лет разницы и никакой концептуальной дистанции, как будто мы в 1976-м и нам важно вернуть музыку в танец.
©️ A Choreographer`s Score
В книге, посвященной ранним работам де Кеерсмакер, Бояна Цвеич отмечает, что «Rosas» 1980-х скорее походили на рок-группу с девочкой-фронтменом, чем на танцевальную компанию [6]. В этой книге много раритетных фотографий, где Анна Тереза с сигаретой в зубах действительно напоминает какого-нибудь Цоя. «Rain» — это время established artist, в котором стиль начинает превалировать над желанием попасть в нерв времени.
[1] Reich S. Notes on Music and Dance (1973) // Writings on Music, 1965 — 2000. Oxford University Press, 2002. Здесь приведен вольный перевод автора. В оригинале: «For a long time during the 1960s, one would go to the dance concert where nobody danced, followed by the party where everybody danced».
[2] Там же.
[3] В интервью Бояне Цвеич де Кеерсмакер не раз говорит, что музыка Райха действительно заставляла ее танцевать. См. Cvejić B. A Choreographer`s Score. Fase, Rosas danst Rosas, Elena’s Aria, Bartok. Mercatorfonds; Collectors edition, November 27, 2012.
[4] В заметке, посвященной «Музыке для восемнадцати музыкантов», Райх подробно описывает структуру произведения. В частности, он замечает, что это первая работа, в которой одним из элементов структуры становится человеческое дыхание. См. Reich S. Music For 18 Musicians (1976) // Writings on Music, 1965 — 2000. Oxford University Press, 2002. Бояна Цвеич подробно описывает, как эти принципы были переработаны в хореографии «Rain». См. Cvejić B. And the Choreography Bent Softly, Desirously, September, 20, 2016
[5] См. Козонина А. Fase. Тело как музей
[6] См. Cvejić B. A Choreographer`s Score.
Раз уж вы здесь…
… у меня есть небольшая просьба. ROOM FOR существует уже пятый год и во многом только потому что я (Катя Ганюшина) просто делаю то, во что верю. Но иногда очень хочется знать, что это важно еще кому-то. Чтобы выразить эту важность, не всегда есть время и нужные слова, поэтому просто поддержите ROOM FOR. Даже 100 рублей, переведенные в поддержку проекта, будут для меня сигналом, что есть еще кто-то, для кого существует ROOM FOR. Спасибо!