Фото: Danny Willems
8 и 9 июля в Санкт-Петербурге покажут новую постановку Вима Вандекейбуса — бельгийского хореографа и режиссера, прославившегося своей брутальной хореографией. Аня Козонина поговорила с Вимом о методах его работы, новом спектакле и современной ситуации в театральной режиссуре.
В 1987, когда Вим Вандекейбус поставил What the Body Does Not Remember, ему было 24 года. Работая с танцовщиками, он показывал им фотографии. Мать, бросающаяся за ребенком, когда тот падает из окна. Женщина, которую вот-вот собьет машина. Как поведет себя ваше тело в этой ситуации? Станете ли вы раздумывать, как поступить, или просто вытолкните женщину с дороги? Скорость, инстинкты, агрессия, предельная физичность движений — именно этим знамениты работы Вандекейбуса. Однако сам Вим никогда не смотрит в прошлое с ностальгией. После What the Body… он создал более 30 работ, и за каждой стояло свое исследование.
Весной 2017-го его компания Ultima Vez выпустила «Мокьюментари о современном спасителе», работу, которую сам режиссер называет своей самой театральной постановкой. Перед ее премьерой в Санкт-Петербурге на фестивале Open Look мы поговорили с Вимом о главных методах его работы. Спойлер: разрушении и неопределенности.
На пустом месте
Когда я создал Ultima Vez в 80-х, мы находились в принципиально иных условиях по сравнению с сегодняшним днем. Я делал первую постановку вслепую, у меня не было доступа к другим работам, к чужим методам. Поэтому я опирался на две вещи: свою невинность и интуицию. Я думаю, это составляющие огромной силы. На протяжении 30 лет мы создали 32 работы (спектакли и фильмы), и только две из них были основаны на текстах. Однажды мы ставили спектакль по «Эдипу» Софокла в обработке бельгийского писателя, и еще один раз я снимал фильм по предварительно написанному сценарию. В остальном я всегда работал с пустым местом.
Первая постановка Вима Вандекейбуса What the Body Does Not Remember (1987) была вновь поставлена в 2013 году с новой труппой
Каждая постановка вырастала из исследования одной общей идеи, темы. Так, например, What the Body Does Not Remember, по которой меня знают в России, тоже появилась из экспериментов на тему инстинктивного, предельно динамичного движения, которое тело совершает в момент наивысшей опасности. Мы подбрасывали в воздух кирпичи и выталкивали друг друга с места, чтобы не быть убитыми ими. И этому методу очень соответствовало появившееся тогда название Ultima Vez, которое с испанского переводится «последний раз». Когда я начинал, я работал с риском, с идеей, что каждое движение может стать последним. И это то, как мне удавалось держать связь с аудиторией. Спектакль — это то,что люди должны почувствовать животом. А чтобы это произошло, надо выталкивать вещи к их границам.
С тех пор было сделано очень много, и я рад, что в Петербурге попытались показать мою деятельность с разных сторон. В программе есть фильм «Здесь и потом» (Here After, 2007 — прим. авт.) и мой премьерный спектакль, который уже далек от тех принципов, по которым узнают Ultima Vez. В нем физическому риску я предпочитаю эмоциональный. Я рад, что у зрителей есть возможность выйти за пределы того, что можно найти обо мне на YouTube.
Первый спектакль на тему религии
«Мокьюментари о современном спасителе» — наиболее театральная из моих работ, и в ней я, наконец, решился обратиться к теме религии. Я всегда хотел сделать такую постановку, еще с тех пор, как посмотрел фильм Скорсезе «Последнее искушение Христа». Но тема мне всегда казалась сложной, я к ней подбирался несколько десятилетий. В «Мокьюментари…», действие которого происходит в постапокалиптическом «нигде», семь исполнителей, семь «избранных» или «спасенных», находятся в герметичном пространстве и пытаются ужиться друг с другом. Все они были избраны Богом не за свои достоинства, а как раз за их отсутствие. В общем, это мир, который начинается с шайки лузеров.
Мокьюментари о современном спасителе. Фото: Danny Willems
Работая над постановкой, я впервые начал читать научную фантастику, «Мокьюментари…» отсылает к этой традиции. Хотя этот спектакль и о воображаемом будущем, он весь проникнут ретро-эстетикой 70-х. Мне кажется, сегодня люди слишком погружены в настоящее, в страх сегодняшнего дня и не видят вещи в долгосрочной перспективе. В постановке я пытаюсь раздвинуть эти временные границы, расколдовать пресловутое «сегодня» и дать более широкий взгляд на вещи.
В этот раз на моей работе сильно сказался опыт съемок художественных фильмов. Этот спектакль очень кинематографичен — в первую очередь, за счет саунд-дизайна. Мне кажется, со временем эти два типа деятельности — постановка на сцене и кинорежиссура — проникли друг в друга в моей работе.
«Мокьюментари…» — это не спектакль о какой-то одной религии. Скорее, он работает с чувством веры как таковым, пытается его вызвать, сконструировать и препарировать. Я давно заметил, что театр — тоже своего рода религиозное место. Люди ходят слушать рассказанные со сцены истории так же, как слушать священников или пророков. Все на свете мессии были сценаристами, которые пытались написать сценарий для человеческой истории.
О новом поколении режиссеров
Когда люди приезжают ко мне на кастинг со всего мира, я вижу, как хорошо работает глобализация. Будь исполнитель из Кореи или России, все они знакомы с моими работами и пытаются соответствовать тому, что уже видели. Я думаю, это справедливо и для современных режиссеров и художников в целом. Когда мы начинали, работы предшественников не лежали на YouTube, сегодня же создание чего-то своего начинается с обязательного просмотра этих записей. Поэтому, мне кажется, то новое, что появляется, становится все более и более одинаковым.
Кадр из фильма Вима Monkey Sandwich (2011). @ Pieter Jan De Pue
Всего несколько режиссеров действительно выбиваются из однородного ландшафта. Например, мне до сих пор нравится то, что делает Ромео Кастеллуччи, хотя это режиссер моего поколения. Когда на сцене появился Иво Димчев, это было настоящее открытие. Сейчас он, конечно, уже состоявшийся художник. Новички же в основном пытаются следовать трендам, угнаться за тем, что становится модным. Это загоняет их в темный угол. Но, я думаю, тренды — вообще не то, на что надо обращать внимание. Вы можете быть очень старомодными, но при этом привносить в искусство что-то обновляющее и даже революционное.
Я замечаю, что сегодня молодые режиссеры избегают работать с неопределенностью. Избегают попадать в ситуации полного незнания, из которых и может родиться что-то специфическое и оригинальное. Это подкрепляется тем, что люди моего поколения, уже состоявшиеся режиссеры, часто слишком зацикливаются на своем былом успехе.
Они так любят свои признанные постановки, что начинают воспроизводить одно и то же из года в год. Поэтому я всегда пытаюсь ставить себя на позицию новичка, чтобы оказываться в зоне неопределенности. Нужно постоянно разрушать себя и свои принципы работы, чтобы оставаться интересным. По крайне мере, себе.
Должно ли быть искусство социально ответственным?
Это не обязанность искусства. Я вообще не люблю слово «искусство», им слишком злоупотребляют. Мне больше нравится слово «занятие» (occupation) или «интерес». А в плане социальной ответственности намного важнее уделять внимание качеству общего образования. Для социума это гораздо полезнее, чем образование художественное.
Раз уж вы здесь…
… у меня есть небольшая просьба. ROOM FOR существует уже пятый год и во многом только потому что я (Катя Ганюшина) просто делаю то, во что верю. Но иногда очень хочется знать, что это важно еще кому-то. Чтобы выразить эту важность, не всегда есть время и нужные слова, поэтому просто поддержите ROOM FOR. Даже 100 рублей, переведенные в поддержку проекта, будут для меня сигналом, что есть еще кто-то, для кого существует ROOM FOR. Спасибо!