27 марта 2015 - 0 Comments - Интервью -

АГРИППИНА LAB. Интервью с Алексеем Фомкиным.

unnamed
АГРИППИНА

Фото Александр Михалев

Алексей Викторович Фомкин, ныне художественный руководитель ТанцХауза в КЦ Москвич, совсем недавно покинул пост проректора Академии русского балета им А.Я. Вагановой. Одним из главных достижений его предыдущего места работы стало открытие магистерской программы по подготовке хореографов современного танца, известной своей радикальностью. Нам было интересно поговорить с Алексеем Викторовичем, как и почему такая программа стала возможной в стенах балетной академии, и что нового он собирается строить на своем нынешнем месте работы.

Катя Ганюшина (КГ): В России, очевидно, очень ограниченные возможности получения профессионального образования в области современного танца. Единственная программа, которая существует, — это магистратура современной хореографии в Академии русского балета им. А.Я. Вагановой, и то, непонятно, что с ней сейчас будет (в связи со сменой руководства Академии). Этому, конечно, не помогает и тот факт, что балет в России считается «нашим всем». А если и есть готовность воспринимать современный танец, то под ним в лучшем случае понимается современный балет. И мало кто обращает внимание на то, что современный танец — это отдельное направление, много накопившее за свою более чем вековую историю, и владеющее арсеналом знаний, которые могут быть интересны и полезны практически каждому.

В этом смысле, вы для меня пример человека, который это как раз понимает. И что особенно ценно, вы сам выходец из классической среды. При этом, вы не просто видите ценность современного танца, но и создали магистерскую программу по этому направлению, и не где-нибудь, а в Академии Русского балета. Как она была создана?

Алексей Фомкин (АФ): Во-первых, это не только моя личная история. Это история и Тани Гордеевой, и Саши Любашина, и менеджера Дениса Венидиктова. Я не буду скрывать, что, с одной стороны, с этим этапом моей деятельности связано определенное разочарование, с другой, я рад, что покинул это учебное заведение, и наконец-то, расстался с очень жесткой системой (системой моего детства) со всеми вытекающими проблемами закрытого общества.

Я находился в ней с десятилетнего возраста. После окончания академии тринадцать лет я проработал артистом балета в Мариинском театре. И там в какой-то момент я осознал, что так дальше не могу — меня ждет разрушение, потому что погрузить свою жизнь только в балет и театральные проблемы для меня невозможно. По счастью, к тому времени академия стала высшим учебным заведением и там открыли балетоведческое отделение, обучаться на котором можно было в режиме максимального благоприятствования. Я был в первом его наборе, и нам создавали все условия, чтобы мы, как артисты Мариинского театра, учились и получали высшее образование.

Балетоведение своеобразная наука, с чертами изоляционизма и авторитарности. Плюс, в ней много «притеатрально-гламурной» истории, связанной с интересом к личной жизни артистов и зрительскими восторгами. На мой взгляд, мы живем в эпоху тотального размывания границ (и личностных, и социальных), которая порождает проникновение в профессиональную среду людей, ранее наблюдавших балет из зала. Парадокс в том, что всегда закрытое балетное сообщество вдруг с легкостью стало открывать двери балетоманству (благо балетоман лоялен и восторжен), избегая рефлексии о себе. Того же происхождения — навязчиво декларируемая эстетическая идентичность московской и петербургской балетных школ, которой никогда не было.

Но вернусь к своей истории… В 1999 году я начал работать в академии — сначала методистом, потом заведующим музеем, деканом и затем проректором. В тот момент там сложилась очень интересная ситуация, когда в балет попали люди не балетные, но имевшие огромный опыт работы в других научных областях. В частности, проректор по науке Вячеслав Михайлович Исаков. Его опыт мне очень пригодился при создании системы высшего образования в Академии. Не могу сказать, что балетное сообщество (и внутри, и вне академии) восприняло это позитивно. Было сильное сопротивление. Но самое главное, на мой взгляд, что нам удалось сделать — это буквально «втащить» в образовательное пространство психологию, анатомию, физиологию, биодинамику, социологию, современный танец и его теорию. В академии — впервые в образовательной системе такого типа — стало возможно полноценное научное исследование.

В русле этих изменений мне стало понятно, что надо искать некую альтернативу имевшейся в академии подготовке хореографов. Альтернативу традиционному обучению — тому, как готовят хореографов в ГИТИСе или в балетных академиях. Рядом оказались Таня Гордеева (она училась в академии на программе бакалавриата) и Саша Любашин (он вел на исполнительском факультете академии современный танец). Таня Гордеева, к тому же, сама балерина в прошлом, ученица Екатерины Максимовой, и поэтому она была для нашей системы человеком понятным. И вот мы вчетвером эту историю и сделали. Получилась «Научно-творческая лаборатория композиции современных форм танца».

Я не могу сказать, что на тот момент я до конца осознавал, что это будет за программа. Потом, уже погрузившись в нее, я услышал массу отзывов, в том числе, отрицательных (зачем вы это сделали, вы что с ума сошли, вы ненормальные). Сейчас, я понимаю, откуда они… То, чем занимаются Таня и Саша, это очень своеобразная форма современного танца — это больше про мысль-интеллект-движение, чем про танец как таковой, и уж совсем не про балет. И это программа — про границы: своего движения, своего опыта. И требует навыков рефлексии.

КГ: Программа, действительно, кардинально другая. Насколько я понимаю, в ходе нее изучается много критической теории 20 века, а это, по моему опыту, достаточно жесткая вещь для восприятия. Если появление в таком закрытом заведении соматических практик — это уже серьезное изменение, то, открытие такой программы — это революция. Это программа ведь меняет мышление. Она не про то, как стать хореографом современного танца… Как вы смогли эту революцию совершить?

АФ: Совершено верно, она про проветривание мозгов, а не про то, как стать великим хореографом. Смогли, потому что, во-первых, ректор Вера Дорофеева помогала. Много чего позволила сделать и не ограничивала нас. Помимо этого, на тот момент я, как проректор, занимался Учебно-методическим объединением (УМО) и фактически писал стандарты хореографического образования в России. Одной из моих задач при подготовке стандартов нового поколения было найти такую форму стандарта, чтобы в нее можно было включить современную хореографию. Чтобы современный танец был и в среднем образовании, и в бакалавриате, и в магистратуре. Так и случилось: программы современного танца сегодня можно реализовывать на всех уровнях образования. И программа лаборатории в Академии стала возможной, потому что был сделан стандарт магистратуры. Другое дело, что сегодня современный танец снова не в тренде. Нормативная возможность готовить танцовщиков и хореографов современного танца у вузов, и даже училищ есть, но органы управления не выделяют бюджетные места и очень слабо поддерживают среду обитания… Так скажем. Даже если человек отучился, куда ему идти работать? Совершенно не формируется и потребительская, зрительская среда. Современное искусство сложно для восприятия, но надо людей к нему готовить…

КГ: Что будет дальше с программой? Если ее закроют, возможна ли ее реализация в другом месте, не в Академии?

АФ: Судя по последней информации — не закроют, только переименуют. Вероятно, слово «лаборатория» слишком травматично для чуткого балетного уха… С новым местом будут связаны определенные проблемы. Эта программа была сделана для Академии, потому что под нее выделялись бюджетные места, т.е. бесплатность обучения позволяла делать качественный отбор. Если ее переносить в другое место, то все расходы падут на тех, кто будет на ней учиться. Это будет платное образование. И оно будет недешевым.

КГ: Насколько недешевым, по вашим оценкам?

АФ: Это надо считать, конечно, но не дешевле 60 тысяч в семестр. А для того, чтобы она сохранилась, Академии потребуется большая гибкость. Потому что, даже с точки зрения внутренней среды, студенты, обучающиеся на этой программе, ярко выделяются. И это часто будоражит на бессознательном уровне.

КГ: А что здесь, в КЦ Москвич, у вас происходит, что можно, и что интересно здесь сделать?

АФ: Здесь тоже «академия русского балета» в некотором смысле, только своя. Здесь есть, как и в остальных культурных центрах, очень мощная самодеятельная традиция, традиция народных коллективов, которые часто в напряжении от того, что происходят какие-то изменения. Хотя я никаких угроз для них не вижу, это лишь дополнительные возможности для развития.

А, вообще, идея здесь такая. Директор центра, Сергей Борисович Щербаков, во время поездки в Германию побывал в Дюссельдорфском ТанцХаусе NRW, который основал 30 лет назад психотерапевт и продюсер Бертрам Мюллер. Сергея Борисовича пленила идея Танцхауза, и он решил сделать что-то близкое здесь, и об этом с Бертрамом Мюллером договорился. Огромную помощь и содействие нам оказывает известный продюсер Маргарита Мойжес. Мы начали с того, что привозили педагогов самых разных танцевальных направлений, провели научную конференцию (пока заочно). В апреле состоится фестиваль мастер-классов Dance Connection, где будут вести занятия Мартин Путтке (методика классического танца), Петра Крон (лаборатория для хореографов), Раймон Закарей и Баба Такао (хип-хоп), Свен Нимайер и Штефани Эрб (современный и джаз танец). Мне представляется очень интересным семинар Мартина Путтке, бывшего директора Берлинской балетной школы. Он подводит под методику классического танца нейрокогнитивную, психобиологическую базу, и в рамках фестиваля он должен этим поделиться с педагогами. А Петра Крон проведет лабораторию. Для работы с ней будут отобраны три хореографа. Петра будет с ними заниматься неделю, каждый день по шесть часов, при участии драматурга и композитора. Результат они покажут здесь, в Москвиче, на Большой сцене.

КГ: То есть, пока ТанцХаус Москвич — это только обучение?

АФ: Получается, что да. Пока это образовательный проект. В апреле, когда приедет Бертрам, мы будем дальше обсуждать и разрабатывать концепцию и структуру московского ТанцХауса. Я думаю, что все получится. Но произойдет это, конечно, небыстро.

Алексей Фомкин — известный специалист в сфере хореографического образования России, кандидат педагогических наук, выпускник Академии Русского балета имени Вагановой, артист балета Мариинского театра, в прошлом член жюри театральной премии «Золотая маска» и проректор Академии Русского балета им. А.Я. Вагановой. В настоящее время является заместителем директора КЦ Москвич и художественным руководителем «ТанцХаус».

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика